Обитатели Тьмы

Природа распределила все свои создания между двумя царствами: дневным и ночным. Несметное множество живых существ предпочитает ночные часы дневным либо потому, что ночью им легче найти себе пищу, либо потому, что бархатистый покров тьмы обеспечивает им большую безопасность и большее спокойствие. Они хорошо видят в темноте, о чем свидетельствует их высоко развитый зрительный аппарат.

У   БАРЬЕРНОГО  РИФА

, за тысячу восемьсот миль от родного дома, чтобы «полезть туда», и отговаривать меня было совершенно бесполезно. Вместе с капитаном мы распаковали восьмидесятифун­товый водолазный шлем, перебросили его через план­шир, установили в надлежащем положении и присоеди­нили воздухопровод. Я нырнул в воду и тут же выплыл на поверхность: после горячего тропического солнца вода казалась холодной. Капитан дал сигнал, что воз­душный насос включен, и я, оставляя за собой шлейф пузырьков, поднырнул под шлем и закрепил его на го­лове Затем я махнул рукой в знак того, что готов к спуску, и тихо заскользил вниз на спасательной веревке. В течение какой-то доли секунды в моем поле зрения промелькнули пальмы на берегу, клочок голубого неба и башни облаков на нем, а уши заполнил низкий рев огромной волны, белопенной массой накатывавшей на зазубренный гребень рифа. Затем наступила полнейшая тишина, нарушаемая лишь слабой пульсацией шланга — единственной ниточки, связывавшей меня с надводным миром,— и оттого казавшаяся особенно напряженной. Я взглянул наверх и едва не задохнулся от неожиданно­сти- волна, разбившись о риф, распалась на несметное множество пузырьков — красных, зеленых, синих, всех цветов радуги,— которые стремительно пошли вниз, искрясь в лучах солнца, пронизывавших толщу воды За­тем они на мгновение как бы застыли на месте и быстро побежали кверху Первыми достигли поверхности пу­зырьки покрупнее и бесследно исчезли, словно слившись с литой серебряной стеной Наступило короткое затишье, го время которого лишь отдельные струйки захваченного водой воздуха медленно вытягивались кверху Затем, со­вершенно неожиданно, зеркало воды снова разлетелось разноцветным роем пузырьков и клочьями пены Самым поразительным при этом было то, что все это происходило совершенно беззвучно, хотя я отчично знал, что всего в нескольких футах надо мной воздух содрогается от гула прибоя

Я повернулся спиной к рифу и огляделся Над моей готовой чернело замшелое, облепленное обрывками во­дорослей дно шлюпа Вода возле него была пронизана длинными золотыми полосами солнечного света, ярко вспыхивавшими и гаснувшими в глубине Вокруг меня струилась прозрачная синева нежнейшего пастельного оттенка, какой мне когда-либо приходилось видеть, ч казалось, будто я плыву в отливающем перламутром голубом просторе, безмятежном, почти оживотворенном и полном какого то неуловимого мерцания, словно со­тканном из солнечного света и небесной лазури, я и в самом деле невесомо парил в воде, почти не ощущая натяжения спасательной веревки Вдали это слабое мер­цание мало-помалу меркло, и толща воды, принимая бледный золотисто серебристый оттенок, прорезалась длинными мутно-белыми снопами света, перебегавшими, исчезавшими и возникавшими по мере движения волн, которые наподобие призм преломляли солнечные лучи, то и дело изменяя их направление

Наконец я глянул вниз и у меня захолонуло сердце Я висел на самом краю бездонной пропасти, головокру­жительным, зияющим чернотою провалом переходившей в беспредельность океана За семнадцать футов перед собой я с рельефной отчетливостью видел каждую скалу, каждый камень, однако дальше очертания предметов становились более расплывчатыми, неясными, так что где-то далеко за пределами всякой фокусности я мог различить лишь размытые контуры каких-то фантастических фигур, темные пятна скал и странные тени, бес­шумно передвигавшиеся с места на место. За всем этим, в самом низу, начинался сплошной мрак, пустота, казавшаяся особенно загадочной из-за своей неосязае­мости.

Я осторожно опустился на несколько футов и с удив­лением заметил, что раскачиваюсь на веревке взад-впе­ред наподобие маятника.  Оглядевшись,   я   обнаружил, что и все в этом своеобразном каньоне тихонько  рас­качивается, описывая дугу в десять-двенадцать футов; я начинал раскачиваться от белого песчаного холмика,