Обитатели Тьмы

Природа распределила все свои создания между двумя царствами: дневным и ночным. Несметное множество живых существ предпочитает ночные часы дневным либо потому, что ночью им легче найти себе пищу, либо потому, что бархатистый покров тьмы обеспечивает им большую безопасность и большее спокойствие. Они хорошо видят в темноте, о чем свидетельствует их высоко развитый зрительный аппарат.

ОБИТАТЕЛИ   ТЬМЫ

но одержимый, и скрылся между деревьями Я вскочил на ноги и бросился вдогонку. Его нигде не было видно Мои припасы, вода — все пропало. Я слышал только то­пот копыт где-то далеко среди кактусов.

Лишь через полчаса мне удалось настичь Гризельду, который застрял в ветвях железного дерева, безнадежно запутавшись в поводьях. Его задние копыта так и замель­кали в воздухе при моем приближении; фотоаппарат и все мое снаряжение в беспорядке валялось вокруг. Не­довольный тем, что меня столь грубо вырвали из мира сладостных звуков Дебюсси, и чувствуя боль от ушиба, полученного при падении, я расквитался с Гризельдой при помощи увесистой дубинки. Мы схватились с ним так, что небу жарко стало, затем Гризельда присмирел и был снова навьючен. Взяв в руки повод, я бодро дви­нулся дальше, но веревка тут же натянулась, и я вы­нужден был остановиться. Гризельда не тронулся с ме­ста. Я дубасил, толкал, дергал его, но он был непре­клонен С отчаяния я даже развел под ним костер, но он лишь отодвинулся и снова стал как вкопанный.

Я уже был готов признать себя побежденным, как вдруг Гризельда ни с того ни с сего затрусил вперед, словно кроткий ягненок. Он решил добиться своего другим  путем.  

Когда я проснулся, солнце стояло высоко, над зем­лею ходили волны зноя, от движения горячего воздуха очертания предметов стали зыбкими и расплывчатыми. Я не выспался, глаза у меня слипались, и даже Тимо­ниас весь как-то сник от усталости. Я проклинал тот день, когда приобрел его Я умылся из лужи солоноватой, коричневой от корней тамаринда водой и смочил волосы. Это меня освежило, хотя, обсохнув, кожа лица непри­ятно стянулась. Все еще полусонный, я навьючил осла и двинулся дальше в глубь острова

Земля была сплошь испещрена многочисленными следами пребывания животных — длинными, извилисты­ми двойными линиями, оставленными большими желты­ми крабами, многочисленными отпечатками маленьких круглых раздвоенных копыт. Судя по всему, тут води­лось множество диких животных. В одном месте с про­галины на нас выскочила великолепная лошадь, фырк­нула и помчалась назад. Во внутренних областях Ина­гуа, должно быть, живет не одна тысяча таких диких лошадей

Одну из пещер, о которой мне рассказывали остро­витяне, я отыскал в тот же день. Вход в нее был скрыт виноградными лозами и частично забит обломками скал. Я привязал Тимониаса к дереву и, вооружившись фонарем и фотоаппаратом, вступил внутрь Попав с яр­кого дневного света в темноту, я поначалу как бы ослеп и лишь некоторое время спустя, осмотревшись при свете фонаря, увидел извилистый низкий проход, теряющийся во мраке.

По мере продвижения вперед своды туннеля опуска­лись все ниже и ниже, так что под конец мне пришлось стать на четвереньки и поползти Пол туннеля был по­крыт влажным коричневатым суглинком, издававшим резкий аммиачный запах.

Ни одна из мышей не взлетела, хотя некоторые из них корчились — несомненно, от дыма. Оглушительный гро­хот выстрела не оказал на них никакого действия. Я бро­сил в стену еще один камень, и пещера мгновенно на­полнилась /трепещущими тенями летучих мышей. По­вторный выстрел был столь же безрезультатен, как и первый. Я производил страшный грохот, словно стрелял не из пистолета, а из пушки, но мыши, казалось, ничего ' не слышали; для их тонко устроенного слухового ап­парата это был слишком грубый звук. Их уши способны