Обитатели Тьмы

Природа распределила все свои создания между двумя царствами: дневным и ночным. Несметное множество живых существ предпочитает ночные часы дневным либо потому, что ночью им легче найти себе пищу, либо потому, что бархатистый покров тьмы обеспечивает им большую безопасность и большее спокойствие. Они хорошо видят в темноте, о чем свидетельствует их высоко развитый зрительный аппарат.

АКУЛЫ

пришло в норму. Проскользнув по веревке оставшиеся шесть футов, я спрыгнул на песок и постоял некоторое время, набираясь духу. Поскольку рыбина не достигала в длину и шести футов, я чувствовал себя более или ме­нее уверенно. Будь она крупнее, пожалуй, не стоило бы рисковать. Но я впервые в жизни видел живую рыбу-молот, и мне не хотелось упускать случая познакомиться с ней.

Нельзя себе представить более фантастического су­щества. От жаберных щелей до хвоста это обыкновен­ная акула, гибкая и грациозная. Но от жаберных щелей к кончику носа — это что-то совершенно несообразное, не рыба, а пародия на рыбу. Нелепейшая голова, на крайних точках которой посажены маленькие глаза; длин­ные узкие щели спереди — это ноздри, каких нет ни у одной акулы. При таких огромных органах обоняния не удивительно, что она так быстро почуяла моллюсков. Когда рыба повернулась, я разглядел, что рот находит­ся значительно позади того, что называется молотом, то есть наростов по бокам головы. Снизу рыба была свет­ло-желтого цвета, сверху — темно-коричневого со слегка проступающими крапинами. Мне ужасно хотелось по­нять, какой цели служит эта удивительного строения го­лова, но никаких указаний на этот счет я не нашел.

Каковы бы ни были функции молота, ясно, что он моему чудовищу ничуть не мешал: такой подвижной акулы я еще не видел. Если в семействе акул песча­ных акул можно уподобить жителям наших южных шта­тов— ибо ничто, кроме страха, не заставит их двигаться в ускоренном темпе — то рыба-молот своим темперамен­том похожа на жителей Нью-Йорка. Брызжа энергией и нетерпением, они неустанно снуют с места на место, ра­ботая как дьяволы, чтобы заработать на хлеб, мчась сквозь жизнь, как будто самое их существование зави­сит от скорости.

Взбудораженная тем, как легко ей достался обед из моллюсков, рыба-молот с невероятной быстротой снова­ла над местом недавнего пиршества. Аппетит у нее, ве­роятно, только разыгрался, ибо она принялась охотиться за маленькими губанами; привлеченные запахом мол­люсков, они легкомысленно покинули свое убежище — одинокий коралловый куст, еле видный в толще воды. Одному из губанов удалось спастись. Он стремглав юрк­нул в щель на дне, вырытую каким-то животным, ибо вокруг входного отверстия была возведена насыпь из ила. Другому не повезло: он совершил ошибку, бросив­шись напрямик к своему коралловому дому. На моих глазах акула продемонстрировала неслыханный акроба­тический трюк — ничего подобного я не видел за многие часы пребывания под водой. Она бросилась за губаном. Хвост преследуемой рыбешки вибрировал с такой бы­стротой, что расплывался в одно пятно. Губан мчался что было мочи, спасая свою жизнь. Но силы были слиш­ком неравны. Большая рыба стремглав пронеслась над своей крохотной жертвой, на какую-то долю секунды повисла в воде, а затем нырнула вниз. Губан, чувствуя трагедию, нависшую над его головой, резко остановился и, извернувшись всем телом, бросился назад — увы, слишком поздно. Акула сделала великолепный иммель­ман, перевернувшись спереди назад по всей длине тела. Затем снова нырнула и, сделав пол-оборота, раскрыла пасть и сомкнула ее над губаном. Без малейшей пере­дышки акула сделала еще один вираж и прошла бук­вально в нескольких дюймах над дном, подняв неболь­шой песчаный вихрь. Затем понеслась по широкой дуге, постепенно замедляя движение, остановилась на поло­вине.пути между дном и поверхностью и провисела не­подвижно по крайней мере минуту. Я увидел, как она глотнула раз или два, и из ее пасти выпала маленькая серебристая чешуйка. Крутясь и покачиваясь в воде, че­шуйка медленно пошла ко дну, поблескивая в лучах солнца.

Замедленное падение крошечного серебристого мо­тылька после столь бурных событий произвело на меня ошеломляющее впечатление. С чем это можно сравнить? Пожалуй, только с серебристым звоном осколков, па­дающих на землю после леденящего душу грохота авто­мобильной катастрофы. Я живо помню это ощущение. Какой-то безрассудный лихач сбил с дороги машину, в которой я ехал, она врезалась в телеграфный столб-