Обитатели Тьмы

Природа распределила все свои создания между двумя царствами: дневным и ночным. Несметное множество живых существ предпочитает ночные часы дневным либо потому, что ночью им легче найти себе пищу, либо потому, что бархатистый покров тьмы обеспечивает им большую безопасность и большее спокойствие. Они хорошо видят в темноте, о чем свидетельствует их высоко развитый зрительный аппарат.

АКУЛЫ

Среди бродяг самой интересной оказалась голубая акула², которая открыла мне глаза на красоту этого семейства. Она появилась в тот день, когда необъясни­мая перемена течения нагнала огромные массы саргас-совых водорослей со стороны Кубы.

В тот день, совершенно не думая об акулах, я спу­стился под воду с единственной целью снизу исследо­вать саргассовые водоросли. Держась рукой за спаса­тельную веревку, я висел приблизительно в одном футе от поверхности, рассматривая проплывающие мимо меня массы водорослей. Заметив необычайно большой клубок, я придержал его между килем лодки и веревкой, чтобы внимательно разглядеть. Как и в других, уже обследо­ванных мною грудах, тут не было ни фантастических морских коньков, ни желтых крабов, которые часто оби­тают на них. Разочарованный, я пустил этот ворох плыть дальше и стал дожидаться следующего. Тут-то, повер­нувшись, я и увидел гладкое тело голубой акулы, нахо­дившейся футах в двадцати от меня. Это был велико­лепный, вполне взрослый экземпляр длиною в восемь или девять футов. Акула наблюдала за мной, не двигая ни единым мускулом. Поначалу, как и следовало ожи­дать, я испугался, но затем страх мой прошел. Акула была изящнейшим, гармонически сформированным су­ществом. Во-первых, цвет —настоящая симфония голу­бых тонов. От верхушки гладко закругленного спинного плавника до изгиба белого живота она сверкала удиви­тельной голубизной непередаваемых оттенков. Я не могу назвать эти тона ни лазурью, ни индиго. обнаруживаются уже в палеозое.

Казалось бы, что общего между летучей .рыбой с ее длинными многолучевыми плавниками, пунцовым мор­ским попугаем, питающимся наскальной растительно­стью, и хищницей акулой? Однако есть основания по­лагать, что все современные рыбы происходят от одного акулообразного предка.

Акулы больше чем какая-либо другая рыба внушают мне почтительное уважение. Их род, почти не изменяясь, существует в течение бесконечного ряда столетий, и от­даленные потомки столь же многочисленны и сильны, как их отдаленные предки. Подумаешь об этом и поне­воле проникнешься к ним почтением. Четыреста мил­лионов лет — нешуточная цифра для любого вида жи­вых существ. И мы не можем не удивиться, узнав, что они гонялись за добычей и занимались всем тем, чем они занимаются сейчас, еще тогда, когда вся тепереш­няя суша представляла собой необозримые пространства грязевых болот и песчаных пустынь, где еще ничто не двигалось, не шевелилось и ни один голос не нарушал тишины.

Земля покрылась растительностью, наступила эпоха процветания диковинных амфибий, которые уступили место не менее фантастическим рептилиям — гигантским динозаврам, ихтиозаврам и птеродактилям; океан при­ютил в своих недрах свирепых мозазавров, спустивших­ся в воду со скал — акула же продолжала жить, как жила с незапамятных времен. Вымерли в свою очередь и рептилии, началась эра млекопитающих, которые сей­час идут к своему быстрому закату, а упрямая акула достигла такого процветания, что мы бы только подиви­лись, будь мы свидетелями этого процесса.

Первые окаменелости, найденные мною, были акульи зубы. В Мэриленде, по берегу Чесапикского залива у подножия скал, относящихся к миоцену³, на участке протяженностью в несколько сот ярдов я за один день нашел в песке и глине тысячу акульих зубов — должно быть, океан здесь в свое время кишел акулами, если в одном месте оказалось столько зубов. Среди них были мелкие, в четверть дюйма длиною, и большие треуголь­ные, в пять дюймов от верхушки до корня.